Зима - волшебство. Может, в странах Европы, где привык околачиваться Якоб, не такое пышное как ближе к южному полюсу (или ему вечно так везло), но атмосфера чуда, как не противится язык обзывать это банальным словом, есть. Зима всегда радовала Якоба своей белизной, тишиной, темнотой и мягкостью под ногами. Как-то раз ночью он свалился в сугроб и лежал в нем пол часа, глядя в пустое небо. Примечательно не то, что он после этого не заболел и не отморозил себе почки; в сугробе было так уютно и хорошо, как никогда не было в постели по утрам. Вообще зимой все кажется куда более уютным, даже одинокая хата с наполовину вывезенной мебелью, если там есть окна, отопление и телевизор. Благо, что в Праге это время года восхитительно и не нужно скорее прятаться в стенах от лютого ветра и зверского холода. Хотя... ну снега бы, ну еще чуть-чуть.
И вот уже сочельник, любимый праздник каждой семьи. Там, где жил в детстве Якоб, никто не смел быть нонконформистом: все вытаскивали какие-нибудь скульптуры снеговиков или оленей ради украшения дома со стороны улицы, всячески убирали подъездные дорожки (престарелая мисс Крампл расставляла во дворе чучела своих мертвых кошек, считая, что они в снегу будут смотреться так же славно, как гномы - на траве). Конкурс на лучшую зимнюю улицу алчные соседи стремились вырвать зубами у противников любым путем, а когда отец Якоба напился и отказался ставить на козырек светящегося Санту, соседи вплоть до конца весны пилили все семейство за проигрыш. Теперь в свои двадцать семь мужчина уже давно даже свечек не зажигает, не то чтобы елку поставить в угол комнаты, благо дотошные соседи остались далеко в прошлом.
Но зима - святое навсегда, пусть даже Рождество кое-кто проводит то в баре в компании пары друзей, то вовсе в кровати, видя десятый сон. Снег похрустывал под ногами Якоба, когда он возвращался с отделения почты со свертком в руке (что за чудо-почта: время позднее, сочельник, а она работает и уведомления рассылает). Что он ощущал, получив подарок от матери? Черт знает. Это было ожидаемо, но нежданно, если можно так сказать. Судя по мягкости можно было сделать вывод, что внутри свитер ручной вязки - излюбленное рукоделие матери. Но вполне может статься, что он прожжен сигаретой в трех-четырех местах. Якоб не хотел думать о том, с каким чувством мать отправляла подарок сыну, прекрасно зная, что ничего не получит взамен.
Мужчина зашел на территорию академии. Стряхнул снег с куртки и шапки, постучал обувью об ближайшую стену и пошел по двору в сторону учительского общежития. Якоб почти был уверен в том, что сейчас бросит подарок под кровать и поскорее ляжет спать, предварительно заправившись таблетками или героином.

Когда-то ему нравилось кататься на лыжах. Почти всем было известно, как сильно Хольмберг обожает горы, а любовь к катанию с горы - вещь удивительная. Не каждый может осилить ровный и без последствий спуск со склона, во всяком случае, Якоб учился этому довольно долго. Но когда научился, то любимым местом отдыха стал горнолыжный курорт. Чаще всего он посещал Санкт-Антон в Австрии, иногда случалось забредать и в соседние. К сожалению, за последние годы бюджет перестал позволять Якобу подобные вылазки, поэтому сноровку он несколько подрастерял. И теперь, идя по полутемным улочкам Академии и слушая предпраздничную тишину, мужчина с грустью вспоминал свои виражи на склонах Арльберга. Года через три он, пожалуй, сможет туда отправиться, но не раньше, увы.
Якоб завернул в очередной мини-дворик и, спрятав нос в вороте куртке, низко опустив голову, не слишком-то торопливо продолжил путь, продолжая зажимать под мышкой посылку. Ни о чем дурном преподаватель географии даже и не помышлял, когда в него на немаленькой скорости врезался снежок. Глубоко погруженный в свои воспоминания о белоснежных просторах Санкт-Антона Якоб остановился так резко, что тело, поддаваясь инерции, качнулось вперед. Он испугался. Конечно, секунду спустя мужчина понял, что за безобразие с ним произошло, но первое мгновение было неосмысленным и не поддающимся вердикту, просто... его резко напугали. Якоб посмотрел на остатки снега на своей куртке, стряхнул его рукой в толстой перчатке и стал искать виновника. Виновник обнаружился не сразу: освещение здесь было слабое, и парень немного сливался с окружающей средой. Он был один, возле его ног лежал ком снега. Якоб, пока еще ничего не придумав относительно своих дальнейших действий, двинулся к ученику.
Что это он тут делает. Все люди как люди, разъехались по домам. Остались только кретины и бунтари. К какой категории причислять тебя?
Якоб все так же неспешно приблизился к парню и, демонстративно снова пройдясь перчаткой по уже почти чистой куртке, довольно мирным голосом сказал:
- Если вам так хотелось пригласить меня на бой снежками, могли бы сделать это в устной форме. Я бы с радостью принял вызов.
Он осмотрел молодого человека теперь уже вблизи и постарался припомнить его имя. Освещение по-прежнему всячески препятствовало распознаванию личности, но Якоб предположил, что этот парень учится то ли в четвертом, то ли в пятом классе. Еще несколько шагов вперед,под свет фонаря, и можно будет вспомнить имя.
Спрашивать "Что ты тут делаешь?" будет, пожалуй, не вежливо. Мало ли. А вот руки его...
- Смотрите, у вас руки совсем окочанели, - это было почти машинально, а не попытка наладить отношения или коварно затащить ученика в школу на допрос с пристрастием. Якоб не злился на парня, хотя в какой-то момент захотелось засунуть его голову в этот ком снега. Туловище для снеговика, не иначе.